Армия России активно готовится ко второму этапу «специальной военной операции». Подразделения вышли из Киевской и Черниговской областей и теперь готовятся к новому наступлению в Луганской и Донецкой. Телеграм-каналу «Можем объяснить» удалось поговорить с пятью военнослужащими, которые принимают и принимали участие в операции. Они рассказали об условиях службы и назвали четыре основных причины неудачи первого этапа военной кампании. По их просьбе имена изменены, так как командование активно пресекает общение военных не только с посторонними, но и с родственниками.
Нет связи
Проблемы со связью у российских военных наблюдатели и журналисты фиксируют с первых дней кампании. Бытовые рации китайского производства находили украинские военные, а переговоры по мобильному телефону перехватывали западные разведки. «У нашего подразделения сразу проблемы начались, вторая рота просто про*балась [потерялась] куда-то. Два дня не могли нас нормально свести. Потом ждали еще подкрепления, сумбур, короче, какой-то, ничего не понятно», — рассказывает сапер Сергей, участвовавший в наступлении на Луганском направлении. По его словам, проблемы были именно из-за отсутствия связи.
Другой собеседник «МО», Никита, воевавший на Донецком направлении в начале марта, рассказывает, что проблемы со связью были критические и могли стоить его сослуживцам жизни. «В целом, конечно, какая-то полная была неразбериха, я за годы контракта много раз был на учениях, сколько всего отрабатывали — и хоть бы что пригодилось, работало как надо. Больше всего выбесила связь, нас дважды чуть свои не накрыли, еле докричались по этим рациям бл*дским [плохим]», — возмущается он.
Плохое обеспечение
Недостаток еды, теплой одежды и горючего также стали фактом с начала «специальной операции». Колонны снабжения, особенно в Киевской и Черниговской областях постоянно подвергались ударам украинской артиллерии и атакам с фланга. Но и на более успешном Луганском направлении проблемы были. Видео с захваченными сухими пайками российских военных снимали украинцы — на кадрах видно, что все наборы просрочены на несколько лет.
«С дизелем постоянно были проблемы. То не доедет кто-то, то где-то потеряется. По рациям х*й докричишься, работает все через раз. В остальном, нашему экипажу, конечно, повезло пока», — рассказывает танкист Иван, который в марте «работал» в Луганской области.
Проблемы были не только с дизельным топливом для танков, но и с едой. «Нам еще с обмундированием не повезло. Плащ-палатки выдали, но паре пацанов не хватило. Не сказать, что это как-то офигенно помогало в поле, но обычно мы находили, где переночевать. А вот с пайками совсем жопа была, вторую партию нам какую-то левую привезли, там все галеты были в крошево. Третья — такая же», — рассказывает сапер Сергей. По его словам, после того, как начальство «с кем-то поругалось», ситуация «особо лучше не стала», испорченные сухпайки продолжают приходить.
Плохая подготовка
Готовность армейских подразделений перед началом «спецоперации» была низкой. Это отмечают и эксперты, однако усугубилась ситуация из-за того, что военных, по сути, ввели в заблуждение, не сказав, куда и зачем везут.
Четверо из пяти опрошенных собеседников «МО» в начале кампании даже не знали, что они едут на войну. «Сначала было вообще непонятно, что происходит, так как нас перевели на учения. Только спустя пару дней [войны] до нас начало доходить, что мы уже не в [Донецкой народной] республике «учения проводим», а работаем под огнем противника», — рассказывает военный инженер Максим, воевавший в Донецкой области в конце февраля — начале марта. «У нас был просто п*здец [ужас], нас и на ротацию отправили только потому, что большая часть личного состава по п*зде пошла. Мы вообще, блин, на учения ехали, не напрягался никто, шуточки, песни. А тут такая х*йня [дичь]», — не сдерживается Никита, воевавший там же в марте.
Это касается и взаимодействия с войсками признанных Москвой республик, в первую очередь ДНР. «Мы работали вместе с «войсками» ДНР, те еще ребята. Не сказать, что мы какие-то рэмбо там, но у нас все хорошо с подготовкой было в части. Тут пацаны вообще не понимают, что делают. Не умеют карту читать, все приходится объяснять на пальцах людям, а они все равно не догоняют», — продолжает Никита. Бойцы народной милиции и ополчения ДНР ведут бои на важном для второго этапа наступления донецком направлении, в том числе в Мариуполе.
Низкая мораль
«Жестко расх*ярили [разбили] нас, короче. У нас город небольшой, похороны были буквально в каждом дворе», — рассказывает военный инженер Максим. По его словам, большая часть его подразделения погибла, так как в их задачу входило наводить мосты через реки, для прохода техники. «Задачу мы выполнили, мост навели, но не то, чтобы он как-то особо там помог», — говорит инженер.
Военнослужащие зачастую попросту не понимали стоящих перед ними задач, а многие из этих задач находили бессмысленными. «Сначала мы разминировали и шли вперед, потом — минировали и шли назад. Иногда по одним и тем же местам. То есть ты как *блан [дурак] неделю работаешь, а потом — раз и на том же, условно, шоссе, свои уже мины кладешь. Бред, если мягко выражаться», — рассказывает сапер Сергей.
Не лучше дела обстояли и у танкистов. Украинские войска и очевидцы с самого начала войны рапортовали о большом количестве сожженной и брошенной техники. «Я фотки видел, как ребята бросали машины, дичь, самая страшная смерть в этой банке застрять и сгореть», — рассказывает танкист Иван, участвовавший в боях на Луганском направлении в марте.
Низкий моральный дух и нежелание местных сотрудничать компенсировали воровством и мародерством. Кадры того, как российские военные центнерами отправляли домой украденные вещи, только подтверждают слова военных. «Мы заходили через Белоруссию, понятно уже было, что это никакие не учения. Но не очень понятно, что мы там делали. В общем, зашли, постояли в одном селе, в другом. Никакой особенной дичи, как сейчас фотки показывают из-под Киева, я не видел. Но воровали и тащили вообще все, что плохо лежит», — рассказывает росгвардеец Дмитрий. Он участвовал в боях на Киевском направлении в середине марта. Дмитрий считает, что спасло его только то, что он «не полез в замес» в первые дни кампании. «Предлагали, но какая-то чуйка меня спасла. Из этих первых “десантов” если кто-то и вернулся, то я об этом не слышал», — говорит он.
Что дальше?
Названные военнослужащими причины — далеко не полный список проблем российской армии. Однако именно эти четыре вопроса наиболее остро ощущаются участниками военной операции. Нехватка личного состава и так стала головной болью российского командования. На это накладывается нежелание служить, невозможность привлечь срочников и серьезные, даже по данным Москвы, потери.
С ними связана отдельная тайна. За время операции Минобороны только дважды официально объявляло цифры потерь. Последний раз это произошло 25 марта, когда ведомство сообщило о гибели на территории Украины 1 351 военнослужащего. Еще 3 825 были ранены. Украинская сторона заявляет о потере российской армией почти 20 тысяч военных, но не уточняет, какая часть из них погибла, а какая была ранена в ходе кампании.
